Введение: Кризис парадигм и шаткость научного знания
Наука — двигатель прогресса. Но она вовсе не является синонимом абсолютной истины. История научной мысли — это история сменяющихся представлений о мире. Космология, занимающаяся вопросами происхождения и устройства Вселенной, особенно ярко демонстрирует эту нестабильность. От геоцентрической модели Птолемея до гелиоцентрической системы Коперника, от ньютоновской механики до общей теории относительности Эйнштейна — каждый новый этап в науке не просто дополнял прежний, а зачастую опровергал его.
В XX веке господствующей космологической моделью стала теория Большого взрыва, согласно которой Вселенная возникла из сингулярного состояния порядка 13,8 млрд лет назад. Однако и эта картина не является догмой. Новейшие наблюдения, сделанные с помощью космического телескопа имени Джеймса Уэбба (James Webb Space Telescope, JWST), вызвали широкий резонанс в научном сообществе. Они показали, что в ранней Вселенной присутствуют сформировавшиеся галактики и структуры, которые, по расчетам в рамках теории Большого взрыва, должны были бы быть ещё в «зародыше». Некоторые ученые называют эти данные «парадоксальными», другие говорят о «кризисе космологии». Раздаются даже голоса, ставящие под сомнение саму основу теории Большого взрыва, хотя большая часть научного сообщества пока занимает осторожно-оптимистичную позицию, надеясь на модификации текущей парадигмы.
Это — прекрасная иллюстрация к идеям философа науки Томаса Куна, который в своей книге «Структура научных революций» описал науку как поле сменяющихся парадигм. По Куну, наука — не просто поступательное накопление знаний, а череда революций, где одна картина мира сменяется другой в результате кризиса накопившихся аномалий. Мы живём, возможно, на пороге очередной такой революции.
Но возникает закономерный вопрос: если наука столь изменчива, почему тогда религия, в частности ислам, не стремится угнаться за этими изменениями? Почему Коран, считающийся у мусульман божественным откровением, ниспосланным на все времена, говорит о мире иначе? Ответ на этот вопрос далеко не прост, но исключительно важен. Он кроется не в том, что Коран «устарел» или не «успел» за прогрессом, а в самой природе его послания и в методе, которым он обращается к человечеству.
Почему Коран говорит иначе: шесть аспектов чудесного метода
На этом фоне появляется интересный вопрос: почему Коран, считающийся в исламе абсолютным источником истины, не излагает знания о Вселенной в том виде, в каком это делает наука? Почему в нём не найти описаний Большого взрыва, квантовой гравитации или расширения космоса? Ответ на этот вопрос даёт исламский мыслитель XX столетия Бадиуззаман Саид Нурси в книге “Месневи-и Нурие” (из сборника “Рисале-и Нур” — смыслового комментария к Корану). Ниже мы рассмотрим шесть особенностей этого подхода.
1. От ма’на-и исми к ма’на-и харфи: язык указания, а не самоценности
Наука обычно рассматривает мир в отрыве от его Творца, как совокупность самостоятельных сущностей, существующих и объясняемых сами по себе. Такой взгляд соответствует понятию ма’на-и исми — то есть «именной смысл». В арабской грамматике исм — это имя существительное, которое обозначает нечто непосредственно и независимо. В перенесённом смысле это означает восприятие вещей как самодостаточных и автономных, не указывающих ни на что за пределами самих себя.
Коран же предлагает совершенно иную перспективу — ма’на-и харфи, что можно передать как «указательный смысл». В грамматике харф — это часть речи (вроде предлогов или указательных местоимений), смысл которых раскрывается только в отношении к другому слову. Перенося это на мировоззрение, получается, что всё сущее обладает ма’на-и харфи — то есть смыслом не собственным, а указывающим на нечто иное — на своего Создателя.
Таким образом, Коран говорит о мире не ради него самого, а потому что через него можно узреть Атрибуты, Имена и Мудрость Всевышнего. Мир — это не цель, а знак; не самостоятельная реальность, а зеркало, в котором отражается Истина.
Он не изучает галактики ради галактик, а использует их как зеркало, в котором отражается Величие Творца. Суть не в самих телах, а в их указующей функции. Таким образом, предмет Корана — не физика материи, а метафизика смысла.
Такой подход укоренён в особой исламской герменевтике, в которой каждое творение воспринимается как «знамение» (аят) — указатель, а не автономная реальность. Это принципиально отличает исламскую космогонию от материалистических мировоззрений. Подобно тому, как строка поэмы не оценивается только по длине и ритму, а по своему значению, так и Солнце или галактика — не просто тела, а слова в Божественном тексте мироздания.
2. Обобщение вместо детализации: педагогика откровения
Коран избегает конкретных научных терминов и описаний по причине их исторической ограниченности. Наука изменчива, а Коран — книга, охватывающая все эпохи. Если бы он использовал язык, понятный лишь малому числу специалистов XX или XXI века, он стал бы непонятен для миллиардов людей прошлого и будущего.
Более того, доводы, используемые в Коране, всегда должны быть очевиднее, чем то, что они доказывают. Если бы Коран доказывал существование Бога через движение Земли вокруг Солнца — как предполагали бы современные астрономы, — то в древности, когда эта идея была неизвестна, довод оказался бы слабее самого утверждения. Вместо этого он указывает на явления, понятные и доступные большинству: восход солнца, смену дня и ночи, дождь, горы и т.д.
Этот принцип не только защищает универсальность послания, но и делает Коран доступным вне зависимости от уровня образования. Он обращается не только к уму, но и к сердцу, не только к учёному, но и к ребёнку. Подобная «педагогика откровения» является уникальной формой общения с человеческой природой, в которой сохраняется равновесие между знанием, опытом и духовным интуитивным восприятием.
3. Ясность и краткость: язык, доступный всем
Коран обращён ко всем людям — не только к учёным. Он не может говорить языком академических трактатов. Его красноречие проявляется в том, что оно ясно, кратко и универсально. Оно не отталкивает, а привлекает.
Вместо громоздких научных описаний Коран говорит: «Солнце — светильник». Эта метафора не только понятна, но и глубоко символична. Она апеллирует к человеческому опыту и сразу включает в себе представление о благодеяниях, порядке, подчинённости. В то время как наука говорит: «Солнце — звезда спектрального класса G2V», Коран говорит: «Светильник в Дворце мироздания». Один подход — аналитический, другой — образный, назидательный и универсальный.
Кроме того, краткость выражений играет важную роль в запоминании, распространении и переосмыслении. Коран — не просто текст, но и произносимое Слово, используемое в молитве, наставлении, созерцании. Его структура требует особой экономии формы при максимальной смысловой насыщенности. Именно в этом — уникальный синтез поэзии и истины.
4. Мир — как дворец: метафора вместо модели
Когда Коран говорит: «И сделал солнце светильником» (71:16), он предлагает не астрономическую модель, а богословскую метафору. Вселенная — это как бы дворец, украшенный для гостей, где солнце — лампа, освещающая трапезу.
Такой подход позволяет взглянуть на Солнце не как на безжизненное тело, а как на проявление Божественного милосердия. Оно — часть системы щедрот, включённой в порядок мироздания. И этот образ одновременно доступен и насыщен глубоким смыслом. Он не устаревает и не требует коррекции с появлением новых научных моделей.
Метафора дворца поднимает вопрос не только о форме мироздания, но и о цели бытия. Мир предстает как обитель, созданная для созерцания и благодарности, а не как случайный продукт хаоса. Это обращает сознание человека от механистической картины к телеологической, где всё — от атома до галактики — несёт смысл.
5. Служение истине, а не науке: Коран и его цели
Коран — это не энциклопедия природы. Его цель — вести человека к вере, к нравственности, к вечности. Главные темы Корана — единобожие (таухид), пророчество (рисаля), воскрешение (хащр) и справедливость (’адаля). Все остальное — лишь путь к этим целям.
Поэтому Коран не обязан излагать научную картину мира. Он использует мир как средство, а не как самоцель. Детальное описание строения атома или механики черных дыр в его рамках попросту неуместны — это отвлекало бы от основного послания.
6. Универсальность обращения: язык всех времён
Коран говорит со всеми поколениями — от кочевников VII века до астрофизиков XXI века. Он не может зафиксироваться на одной конкретной научной модели, рискуя устареть. Вместо этого он говорит в образах, метафорах и наблюдениях, понятных всем эпохам. Это — язык сердца, а не лаборатории.
И в этом — мудрость: несмотря на внешнюю простоту, Коран вдохновляет и философа, и поэта, и пастуха, и программиста. Он не зависит от хрупких парадигм научной мысли. Он опирается на незыблемую истину.
Поэтому Коран остаётся актуальным не благодаря «совпадениям с наукой», а благодаря своей способности трогать человеческую душу на любом уровне сознания. Его вечность — не в деталях, а в направленности к Истине, которая выше всех теорий.
Роль и место Науки
Несмотря на всё вышесказанное, важно подчеркнуть: Коран и ислам не отвергают науку. Напротив, ислам поощряет научное знание, если оно воспринимается в правильной перспективе — как средство, а не как самоцель.
Продолжая линию ма’на-и харфи, можно сказать, что и сама наука, и её объекты, и её методы — всё это тоже обладает “харфийным” смыслом, то есть указывает не на себя, а на Истину за пределами феноменов. Если изучать физику, биологию, астрономию с таким намерением — они становятся аятами, путями к осознанному познанию Творца.
Однажды, находясь в Кастамону, Саид Нурси принял группу учеников, пришедших к нему с жалобой: «Учителя на уроках не говорят об Аллахе». Его ответ был неожиданным и глубоким. Он не призвал их уйти из школы и не упрекнул учителей, а сказал: «Пусть будет. Пусть же сами науки говорят вам об Аллахе». И дальше пояснил: каждая наука говорит об Аллахе своим языком — физика свидетельствует о могуществе, биология — о жизнетворении, математика — о порядке, химия — о мудрости, геология — о могуществе управления слоями земли.
Этот подход удивительно точно вписывается в кораническую картину мира: мир — книга, наука — грамматика её чтения, а человек — читающий. Если он читает с намерением познания, то любая наука становится формой поклонения и размышления (тафаккур).
Таким образом, ислам не антагонист науки, но различает путь, ведущий к Творцу, и путь, зацикленный на созданном. Проблема не в самих знаниях, а в том, как и ради чего они используются. Если они воспринимаются как ма’на-и исми, то закрывают истину. Если как ма’на-и харфи — раскрывают.
Заключение: не «научный», а мудрый
Коран не стремится быть «научной книгой». Он — книга мудрости. В его языке — универсальность, в его образах — метафизика, в его послании — вечность. Он не теряет актуальности, потому что не зависит от временных моделей.
Космология может измениться, теория Большого взрыва может быть пересмотрена, но слова: «Он сделал солнце светильником» — не устареют. Потому что они не о физике, а о смысле.
И именно в этом — чудо красноречия Корана (и’джаз), которому не страшны ни телескоп Джеймса Уэбба, ни смена парадигм, ни кризисы науки. Потому что он говорит не только о том, что мы видим, но о том, Кто за этим стоит.
И, быть может, именно в этом состоит высшая гармония: наука ищет, Коран указывает. Наука меняется, Откровение остаётся. А человек — между ними — ищущий, чувствующий, и созерцающий…
Все статьи Академии доступны по ссылке: https://academy.sinanpasha.org/sinan-pasha-academy-articles/
